Под куполом цирка - Страница 8

Кнейшиц выходит из уборной и присматривается к проходящим по своим делам артистам. Видит Скамейкина. Он с довольно легкомысленным видом посылает воздушные поцелуи женщине-великану, которая возвращается с арены под хлопки публики.

Алина в ожидании взволнованно ходит по своей уборной.

Кнейшиц принимает решение, подходит к Скамейкину и, двусмысленно улыбаясь, подает ему письмо. Скамейкин читает письмо.

Пока он с глубочайшим вниманием разбирает каракули Алины, проходящие на арену гладиаторы, могучие, грудастые, золоченые, в мантиях и касках, все по очереди толкают его. Но Скамейкин, потрясенный запиской, ничего не замечает.

Скамейкин. «Знайте, что я люблю только вас». Она меня любит. Меня любит иностранка.

На арене гремят аплодисменты, которыми публика встречает гладиаторов.

Торжественный марш гладиаторов.

Под эту ободряющую музыку Скамейкин за кулисами шагает с видом победителя, страшно выгнув грудь.

Скамейкин. «Ждите меня у левой кулисы». А где левая кулиса? Ага! Если эта правая, значит, это левая! (Поворачивается.) А если это левая, то эта правая. Какая странная архитектура! Там, где лево, там право, где право, там лево. Прямо диалектический материализм.

Сзади к нему подходит Раечка и закрывает руками глаза.

Скамейкин. Птичка? Кошечка? Алиночка?

Раечка (отнимая руки). Что? Какая Алиночка?

Скамейкин. Ой! Это досадная опечатка, Раечка! Ей-богу! (Скороговоркой.) Я люблю только тебя. Тебе могут сказать обо мне ужасные слова. Я не стану оправдываться. Я твой на всю жизнь.

Пока он горячится, размахивает руками, из его кармана выпадает наспех засунутое письмо. Раечка сейчас же его подбирает и начинает читать.

В это время на арене гладиаторы делают свой главный номер. Музыка умолкает, раздается барабанная дробь. Гладиатор на вытянутой руке держит всю свою семью.

Под эту леденящую дробь Раечка прочитывает все письмо.

Скамейкин, трясясь, ждет своей участи.

Дробь усиливается.

Раечка с размаху дает Скамейкину пощечину. Это действие совпадает с последним ударом барабана. Взрыв аплодисментов.

Скамейкин машинально раскланивается.

Скамейкин. Пардон, я не понимаю.

Раечка. Я люблю только вас. Ваша на всю жизнь. Алина. (Снова дает ему пощечину.) Теперь понятно?

Скамейкин. Вот теперь понятно. Так бы сразу и сказала.

В помещении цирковой бутафорской, уткнув лицо в письмо Алины, плачет Раечка. Вбегает веселый и возбужденный Мартынов. Он хватает Раечку в объятия.

Мартынов. Ну, поздравь меня, детка. Сбылась мечта идиота. Я женюсь. Старый седой барбос Мартынов женится. Понимаешь ты это? Прелестнейшие в мире ручки возьмут старого пса Мартынова за седые уши, прелестнейшие в мире губы поцелуют его в холодный нос и нежнейший голос с чарующим американским акцентом скажет: «Я люблю только тебя». А?

Раечка поднимает заплаканные глаза.

Раечка. Кто же это?

Мартынов. Алина.

Раечка. Алина. Поздравляю. (Передает Мартынову записку.) Надень на свой холодный нос очки, развесь свои седые длинные уши и прочти.

Мартынов (читает). Кому это?

Раечка. Моему Скамейкину от твоей Алины.

Мартынов (перечитывает). «Мне угрожает опасность от человека, навязывающего мне свою любовь».

Раечка. Ты знаешь этого человека? Он в самом деле такой мерзавец?

Мартынов. Хуже. Доверчивый дурак.

Директор за кулисами. Одной рукой он натягивает на себя мундир укротителя львов, в другой держит журнал. Служители расставляют решетки для коридора, по которому львы пройдут на арену.

Директор. Где балет? Опять меня взяли за хобот! Я, дурак, читал седьмую строку сверху, а надо было читать седьмую строку снизу.

На экране текст новой цитаты.

«От цирка зритель требует здоровой бодрости, здоровой жизнерадостности и здоровой эротики. Мы не монахи!»

Директор. Они не монахи! А я что, архиерей, митрополит, патриарх Тихон!

С ужасом смотрит на спускающийся с лестницы «идеологический балет».

Директор. Вы что, спятили? Это же заседание месткома, а не балет! Где конечности, где выпуклости?

Скамейкин лицемерно вздыхает.

Директор. Немедленно переодеться. Прекратить это издевательство над организованным зрителем. Они не монахи, не патриархи.

Балет удаляется. Служители продолжают устанавливать решетчатый львиный коридор, ведущий на арену. В этом коридоре топчется Скамейкин.

Звонок к очередному номеру.

Пробегает директор в полном обмундировании укротителя, с пистолетом в руке. Несколько человек в униформе пробегают за ним с шестом в руках.

На арене шпрехшталмейстер.

Шпрехшталмейстер. Сейчас выступит мировой капитан Гарибальди. Сто львов сто.

Скамейкин блуждает в львином коридоре.

Скамейкин. Право – это лево, лево – это право. Я, кажется, не опоздал.

Замечает, что огражден со всех сторон решетками.

Скамейкин. Что это за прутики?

Шпрехшталмейстер. Как вы сюда попали?

Скамейкин. У меня здесь будет интересное свиданье.

Шпрехшталмейстер. Интересное свиданье? Здесь сейчас пройдут львы.

Скамейкин. Что?

Шпрехшталмейстер. Пройдут львы. Сто львов.

Скамейкин. Сто львов! (Мечется.) А-а-а…

Шпрехшталмейстер (отчаянно). Не выпускайте львов! Человек в клетке! Слышится рыканье.

Униформа. Львы спущены!

Начинается бодрый марш. Раздается общий вопль ужаса. Прибегает Раечка.

Раечка. Негодяй! Кого ты здесь дожидаешься у левой кулисы?

Скамейкин. Львов, Раечка, львов. Спасите меня.

Рыканье львов усиливается. Скамейкин бежит на арену, в клетку, чтоб хоть на мгновение оттянуть час своей гибели. Зритель видит только действие, происходящее за кулисами.